Клин православный

Сергиево-Посадская епархия Русской Православной Церкви

Максим Каменев
Храм Благочиние Статьи Вопросы священнику
Приветствую Вас Гость | Четверг, 12.12.2024, 19:05 | RSS
 
Форма входа

Воскресная школа

Занятия в воскресной школе
и на Библейско-богословских курсах



Богослужения
Храм иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радость"


Рубрикатор статей
Жизнь благочиния
Из церковной жизни
Церковные праздники
Церковные Таинства
Как мы веруем
Духовное просвещение
Нам пишут
Здоровье душевное и телесное
Семь-я
Литература, искусство
Осторожно: секты
Церковь и общество
От иллюзий к реальности
Видео

Актуально

Предстоящие события


Главная » Статьи » Литература, искусство

Максим Каменев

Автор: Василий Никифоров-Волгин

Большой двор густо и цепко прорастал крапивой и чертополохом. От каменного двухэтажного дома, сложенного из серого и угрюмого плитняка, на двор всегда падала тяжелая и сырая тень. Солнце сюда не заглядывало. В этом доме чаще всего умирали от чахотки. Дом был переполнен детьми, но их почти не слышно. У большинства из них кривые ноги, бледные лица, неулыбающийся голос. Здесь жили беднейшие ремесленники и спившиеся люди.

Дом принадлежал богатейшему человеку в городе Максиму Ивановичу Каменеву и славился на всю округу чудачеством хозяина. От своих жильцов он никогда не требовал квартирной платы, но зато должны были подчиняться причудам его и называть "вашим степенством". Любимая причуда Максима Ивановича во время его загулов была такая: придет на свой двор, встанет посередине крепким дубом, сложит руки рупором и рявкнет соборным колоколом:

- Эй! Голытьба! Господа на босу ногу! Пожалуйте на расправу! Суд идет.

Из всех квартир выбегают сапожники, трубочисты, слесаря, портные, коновалы, тряпишники, скорняки, маляры и спившийся адвокат Голубев. Все они окружают хозяина горячим и душным кольцом.

Максим Иванович окинет их свирепым взглядом и густо спросит:

- Все налицо? Вста-а-ть смирно! На первый-второй рассчитайсь!

- Первый, второй, первый, второй! - защелкают жильцы, стараясь держаться по-солдатски.

- А почему я не вижу живейного Игнашку Жукова и профессора кислых щей Сеньку Ларионова? - спрашивает он про извозчика и повара из трактира "Плевна". - Начальства не признавать? Хозяина? Максима Ивановича Каменева?

Вопрос этот повторяется часто, и на него всегда отвечает коновал Федор:

- Так что, ваше степенство, означенные вышепоименованные лица по долгу своих прямых служебных обязательств находятся извне дома!

- Хватит! Без тебя знаем. А ты, Федька, - погрозит коновалу крутым пальцем, - не имеешь права так красно говорить. Образованнее меня хочешь быть, садовая твоя башка? Мо-о-лчать!

Максим Иванович отходит на три шага назад, выпячивает грудь, как генерал на параде, и орет на весь широкий двор:

- Смм-и-и-рр-но! Слушать мою команду!

Насладившись покорством своих людей, он грузно садится на бревна.

- Скорняк Иван Дылда, - выкликает он. - Подойди!

- Так точно-с, подошел, - тоненько отзывается чахоточный скорняк.

- Имя и фамиль?

- Иван Семенович Харламов, по прозванью Дылда!

- Можешь и без отчества, - бурчит хозяин, - не такая уж ты шишка, чтоб тебя по имени-отчеству величать!

- Ваша правда, Максим Иванович!

- Я тебе не Максим Иванович, а ваше степенство! Понял? Артикула не знаешь, кот драповый!.. А скажи мне... милейший Дылда... за квартиру хозяину платишь?

- Виноват-с, ваше степенство, не плачу!

- Сколько времени не платишь?

- Два года.

- Почему?

- По причине житейских бедствий, как-то: отсутствие заказов и болезни супруги моей, вызванной сыростью...

- Ты чувствуешь, какой я есть человек?

- От души сочувствую, и вообще ежемесячно... виноват-с... еженощно за вас Бога молю!

- А ты не врешь? Онамеднись я слышал, что ты меня "греческим пузом" называл и вообще гадом маринованным? Я всё знаю!

Скорняк прижимает к сердцу тоненькую шафранную ручку и мелко лепечет:

- Напраслину взводите на меня, ваше степенство, я вас завсегда в глаза и под глаза "святым человеком" называю.

- Ежели не врешь, - гудит Максим Иванович отзвонившим колоколом, - то пой мне "многая лета..."

Скорняк высоко поднимает сизую от бритья голову, зажмуривает глаза и тонкой прерывистой нотой поет многолетие.

- Хватит! За такие голосья дерут за волосья! Уходи с глаз долой! Следующий! Григорий Пузов!

- Тут-с! - встает поджарая замученная фигурка сапожника в опорках и в грязно-зеленом переднике.

- Имя и фамилия?

- Григорий Пузов!

- Ладно, ладно. Без тебя знаю. Сколько времени за квартиру не платишь?

- Четыре года.

- Ну и ну! А я-то не знал! Че-е-ты-ре года! Ска-а-жи на милость... И не совестно тебе?

- Совестно, ваше степенство, но по причине деторождения матерьяльно ослабши...

- Сам рожаешь? - ухмыльнулся в сивую бороду Максим Иванович и все за ним захихикали, кто в кулак, а кто в рукав.

- Не я-с, ваше степенство, а супруга моя Марья Федоровна.

- Какая это Марья Федоровна, - притворяется он непонимающим, - это не принцесса ли датская, супруга Его Императорского Величества?

- Никак нет. Она из Псковской губернии, Опочецкого уезда, погоста Никольского.

- Так что ж ты, мозги твои всмятку, ее по отчеству величаешь, когда она скопская? Ты смотри, леворуцию на моем дворе не устраивай, а то!.. Так, говоришь, четыре года за квартиру не платишь!? Гм... да-с... Ну, ладно, благодари хозяина. Целуй руку! Через год мы тебе пятилетний юбилей устроим.

Взволнованный сапожник, перед тем как приложиться к руке хозяина, от непонятной одури, схватившей его, мелко перекрестился.

Максим Иванович дико расхохотался и дал сапожнику полтинник.

- Люблю пугливых! - крякнул он. - Следующий! Аблакат Плевако!

Адвокат Голубев степенно подошел в стареньком своем сюртучишке и в калошах на босу ногу.

- Признаёте себя виновным? - спросил Максим Иванович.

- Признаю. Пять лет за квартиру не плачу!

Максим Иванович неожиданно рассвирепел и ударил себя кулаком по колену:

- Разве я тебя спрашивал, сколько лет ты мне не платишь? Это, во-первых. А во-вторых, говори речь! Защитительную.

- Кого защищать прикажете?

- Меня, - шепотом сказал Каменев и неожиданно всхлипнул, опустив голову на грудь. - Я есть скот, а не человек. Докажи обратное!

И адвокат Голубев стал доказывать, что Максим Иванович не скот, а человек. И говорил до того вдохновенно и хорошо, что Каменев взвыл. Он поднялся с бревен и стал обнимать адвоката:

- Эх! - сказал только одним дыханьем. Поцеловал Голубева троекратным лобзанием и опять сказал, скрипнув зубами, - эх!

Выпрямился Максим Иванович во весь саженный свой рост, взмахнул тяжелыми руками и дико гаркнул:

- Ребята! Тащите сюда три ящика пива, две четвертных и закусок! Всех угощаю!

И зачиналось на дворе Каменева широкое и многоголосное пьянство. До рассвета на весь тихий город гремели крики, ругань и песни.

В городе к этому привыкли. Даже городовые и те махнули рукою: пущай куролесят. Беспокоить нельзя. Максим Иванович гуляет со своей ротой!

Хозяин напивался больше всех. Он обнимался со своими жильцами, плакал на их груди, называл их святою голытьбою и вопил медным своим голосом:

- Пожалейте меня, православные христиане!

Максима Ивановича от души жалели и обсыпали его клятвами:

- Дорогой хозяин! Мы за тебя в огонь и в воду! Веди нас, как Наполеондер Первый, куда хочешь! Все за тебя, все за тобою!

- Братья! Святая голытьба! - выкрикивал Максим Иванович. - Избирайте меня атаманом! Пойдемте в леса дремучие и станем разбойниками! А? Разбойничья жизнь вольная, горячая и русскому по душе. А может быть, лучше монастырь построить? А? Я буду игумном, а Голубев - отцом-наместником… Идет? Завтра же на Валдай поеду тысячепудовый колокол покупать! Эх, позовите гармониста Кузьку! Кузьку! - гремел Каменев, растерзывая на груди алую вышитую рубашку. - Трешницу ему за гармонь!

Из трактира "Плевна" приводили Кузьку. Под плясовую Кузькину гармонь все плясали, смеялись и плакали. А когда устанут от пьяного лиха и на время тихо станет на дворе, Максим Иванович опустит голову и начнет в грехах каяться. Все слушают его, плачут вместе с ним и на каждый грех отвечают гулом:

- Бог простит!

Перед смертью Максим Иванович выкинул "чудачество", которое надолго вошло в летопись города: все свое имущество он завещал своим жильцам-неплательщикам.

Из книги В. А. Никифорова-Волгина "Родные огни"
Клин. "Христианская жизнь", 2009

Фото: Татьяна Балашова

СумеркиСумерки
Автор: Василий Никифоров-Волгин
Григорий Семенович молча потоптался на месте, покачал головой и, кряхтя, сел в старое кресло, стоявшее под иконами. В этом кресле тридцать лет тому назад изволил сидеть епископ Никандр и кушать чай. В те времена Григорий Семенович был купцом первой гильдии и церковным старостой.



Рассказ Чаша Никифорова-ВолгинаЧаша
Автор: Василий Никифоров-Волгин
Мой сыночек в алтарь бросился.
И вижу... Ручонками своими маленькими вырывает Чашу Господню из рук пьяного кощунника.
И не поверите ли, вырвал ее! Чудом вырвал! Как сейчас вижу его в белом одеянии, как хитон отрока Иисуса, с Чашей Христовой, сходящего по ступеням амвона...
Тут-то за Христа и пострадал светлый мой мальчик




Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.


Категория: Литература, искусство | Добавил: Pravklin (07.07.2014) | Автор: Василий Никифоров-Волгин
Просмотров: 2160
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Меню сайта

Поиск







Друзья сайта

Статистика

Copyright MyCorp © 2024 Яндекс.Метрика Сайт управляется системой uCoz